Одна история от Чемпиона Олимпиады-72 по стрельбе - Якова Железняка Доброй памяти Володи Веселова,
первого чемпиона мира в стрельбе
по "бегущему кабану"
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Есть, что вспомнитьВ жизни каждого человека наверняка происходят такие события, о которых всегда интересно послушать. Не зря кто-то из великих, как-то изрёк, что жизнь любого человека - роман, но не на всех есть свой Шекспир. Или что-то в этом роде. Во всяком случае, я убеждён, что если по жизни ты, с божьей помощью, занял активную позицию, то у тебя и череда всевозможных интересных событий чаще, и есть, что вспомнить, и есть, что рассказать, ничего не придумывая. Эта история произошла в уже очень далёком 1966 году, когда мне выпало счастье в составе сборной команды СССР впервые попасть на Чемпионат мира в Федеративную Республику Германии (ФРГ), страну, которую у нас тогда чаще называли Западной Германией. Это была моя первая поездка в капиталистическую страну. А в те далёкие и очень необычные годы подобное событие было нечто особенное. Тогда, каждый гражданин, выезжающий за рубеж нашей необъятной и очень политизированной Родины, считался потенциальным изменником и поэтому проходил очень строгий контроль на верность. Проверялось всё - от родословной до многоликого морального облика. В характеристике-рекомендации, которая обсуждалась на общих собраниях трудового коллектива и партийных бюро, так и писали: "Морально устойчив. Идеологически выдержан. Делу коммунистической партии предан". Без этого - ни, ни. Заверялась подобная гарантия верности - партийной, профсоюзной и административной печатями и с объёмным пакетом всевозможных анкет, разных справок и прочей белиберды отправлялась в высшие инстанции для вынесения окончательного вердикта. Одна история от Чемпиона Олимпиады-72 по стрельбе - Якова ЖелезнякаСчастливые обладатели положительного решения формировались в делегации, руководство которой усиливалось никому неизвестными, но всевидящими людьми в штатском, которых остерегались и "которых, знали только в лицо" на одну, возможно и последнюю в жизни поездку за границу. Поездку, которой очень дорожили, к которой все очень стремились, независимо от её заслуженности и права, часто не оставляя места для таких понятий, как нравственность, порядочность, честность. После достаточно объёмных инструктажей по правилам хорошего тона, включающих в себя умение вести себя в общественных местах, умение пользоваться многочисленными столовыми приборами, умения правильно принимать пищу, одеваться, соблюдать правила гигиены "и прочая, и прочая", мы были осведомлены о возможных провокациях. Провокациях, как со стороны эмигрантских организаций, так и со стороны иностранных разведок. Мы должны быть готовы достойно противостоять всей этой напасти. Ведь мы, как-никак, становились представителями Великой страны, очень отличающейся от всех и, как нас убеждали, в лучшую сторону. Мы становились ответственными носителями нашей коммунистической идеологии, нашего социалистического образа жизни, всего того, о чём так мечтают народы других стран. И мы несли, часто попадая в достаточно абсурдные комические ситуации. Немцы проводили прекрасный чемпионат. Спонсоры не жалели денег на великолепные призы, которые приводили в недоумение наших чемпионов. Дело в том, что в те годы для советских людей пределом мечтаний были сказочные и недоступные для нас, тогда ещё бобинные (в отличие от будущих кассетных) магнитофоны знаменитых фирм "Грюндиг" и "Телефункен". Никто и предположить не мог, что через какое-то время видеопродукция начисто сметёт в небытие эти аудиосказки. Но тогда... Тогда, для всех нас, они были как бы символом недоступной цивилизации. А тут их вручали за вторые и третьи места. За первое место, к гордости организаторов, дарили удивительные фарфоровые, хрустальные и прочие раритеты. Одному из наших чемпионов досталась огромная тарелка, другому громадная ваза, третьему фарфоровый конь размером с немецкую овчарку. Эти прекрасные призы, больше похожие на музейные экспонаты, были очень дорогие и вызывали восторг и зависть у всех окружающих, но не у наших чемпионов. Они хотели магнитофоны… Ну не работало тогда в сознании многих советских людей понимание реальных ценностей. Шальная мысль, а почему я не занял призовое «грюндиго-телефункенское» место, нет-нет, да и посещало не практическую голову. А тут ещё и подначки неудачников соревнований. А что тем оставалось делать? Только шутить. Когда мой, всегда слегка угрюмый, товарищ, более старший по возрасту, Володя Веселов (его имидж абсолютно не соответствовал его фамилии), выиграл золотую медаль в стрельбе по "бегущему кабану", самому немецкому виду стрельбы, ему на пьедестале почета вручили удивительнейший и, наверно, самый роскошный приз - старинную фузею. Это было ружьё с громадным раструбом на конце ствола, с изумительной инкрустацией и резьбой, в великолепном состоянии, как будто её только-только изготовили. Это было настоящее произведение искусств, вызывающее всеобщее восхищение. Но… мы же советские люди! Переговоры с прикреплённым к нам местным переводчиком проходили как бы в режиме секретности от идеологического руководителя нашей делегации. Последствия могли быть очень плачевными для нашего спортивного будущего. И не только спортивного. Немец-переводчик никак не мог понять, почему эти непредсказуемые русские хотят заменить очень редкий и ценный приз на элементарную радиотехнику, которой полно в магазинах. Нет! Не дано им нас понять! Да и нам сегодняшним смешно за нас тех, чуть недоразвитых и хорошо закомплексованных. Тем не менее, я всё же сделал робкую попытку уговорить Вовку оставить себе фузею. Память, как-никак.
— А на хрена она мне? На стенку вешать?
Вопросы отпали, когда переводчик с виноватым видом принёс очень крупную для нашего понимания сумму денег, повергнув в замешательство чемпиона. Это уже было на грани фола и пахло серьёзно наказуемой, так называемой, валютной операцией.
— Нам не деньги нужны, а магнитофон, - попытался спасти ситуацию Вовка.
— На эти деньги вы купите себе любой магнитофон. И не один, - парировал переводчик, чей виноватый вид, годы спустя, мы объяснили не совсем реальной ценой вырученной за фузею.
Но тогда эта непривычная масса валюты больше пугала хозяина, чем радовала. А внутренний голос требовал быстрее от неё избавиться, от греха подальше.
— Завтра едем за покупками, чтоб никто не знал. Только ты и я. Хорошо, что ты ещё можешь «кумекать» по ихнему, - явно польстил мне Вова.
Соревнования проводились в очень известном городе-курорте Висбаден. Команды стран участниц размещались в разных гостиницах. Нам повезло. Наша команда жила в изумительно красивом месте в горах за городом, куда вела одинокая автодорога без тротуара серпантином,лежащая между обрывом и скалами, густо заросшими всякой зеленью, от громадных деревьев до ягодных кустов и густой травы среди которой то тут, то там появлялась разная непуганая живность: кабаны, косули, фазаны. Тишина, покой, пение птиц создавали впечатление, что мы попали в какой-то природный рай. И имя ему было Шлягенбад. Это слово я запомнил надолго. Прелесть этого места, а для нас, скорее, недостатком, было то, что до ближайшего магазина можно добраться только на машине. Но за нашей командой был закреплен микроавтобус, который возил организованные группы на "отоваривание" в город и в определённое время, с определённого места - назад. Соревнования закончены. Голова свободна. Завтра самолётом домой. Набив до упора автобусик, нас, одетых "как положено" в пиджаки и галстуки, повезли по серпантину в город мимо одиноко стоящей на полпути гостиницы "Вальдфройнд", где жили спортсмены Германской Демократической Республики (ГДР), страны социалистического лагеря, которую здесь не любили и называли Восточной Германией. Нас везли туда, где мы окунулись в неведомый для советского человека мир изобилия. Глаза разбегались от многообразия увиденного. В голове усиленно работал счётчик: как правильно потратить наши скудные карманные деньги, чтобы всем родным и близким сделать заветные заграничные подарки, никого не обидеть. Все на это время становились мини экономистами с единственной целью - как свести концы с концами. Все, кроме одного… Вова не знал, на что ещё можно потратить оставшуюся сумму после покупки роскошного "Грюндига" со всеми причиндалами. Уже в больших пластиковых пакетах лежали свитера и кофточки, пальто и безумно модные нейлоновые плащи "Болонья", туфли и женские сапоги, рубашки и галстуки. А деньги ещё оставались. Везти их обратно нельзя. Если их обнаружат на таможне - неприятности гарантированы. Причём, серьёзные. Вот такими несуразностями мы были тогда окружены. Я, как верный Санчо Панса, помогал таскать все эти торбы из магазина в магазин и там с горем пополам, хоть как-то переводил с английского и обратно. Но деньги не кончались.
Первый Чемпион мира в стрельбе по "бегущему кабану" Владимир Веселов и будущий Олимпийский чемпион по "бегущему кабану" Яков Железняк. Германия 1966 г. Как назло стояла жуткая жара. Из-за сумок и пакетов, которые перемещались вместе с нами, нас самих уже не было видно. От тружеников "челноков" конца ХХ века и жителей курортного города Висбаден, мы явно и слишком чётко отличались наличием пиджака, галстука и уже прилипшей к уже потному телу ещё белой рубашки. Обязательные атрибуты внешнего облика советского человека за рубежом. Я с нетерпением поглядывал на часы, как бы подгоняя стрелки ко времени отхода автобуса. Но, оно также медленно таяло, как и деньги в Вовкином кармане. Вот несуразица! Почти все страдают от нехватки денег, а некоторые - наоборот. Это надо же!
— Всё! - прервал мои мысли Вовка, победно держа в руках самостоятельно купленную немецкую бутылку водки с родным названием "Пушкин".
Смотри! И переводчик не понадобился.
— Всё! - продолжил Вовка - Едем в гостиницу! Там и обмоем покупки.
— Ещё больше часа до отхода автобуса, - устало и без энтузиазма произнёс я.
— Какого ещё автобуса? Ты что, хочешь, чтобы нас увидели с этим количеством шмоток? Ты что?! Заложат вмиг. И пиши, пропало. Не увидишь ты больше ни сборную, ни заграницу. Едем на такси. Тем более, что со всем этим мы просто не влезем в автобус.
— А ты хоть знаешь, сколько это будет стоить?
— Я оставил десять марок. Хватит. Ещё останется.
— А вдруг нет?
— Ерунда! В прошлом году в Каире, нас из аэропорта везли. Копейки! А там намного дальше было.
— То Египет, а это Германия.
— Один чёрт. Заграница.
— Вова! Мы рискуем влезть в говно.
— Что ты боишься? Ты только поймай такси и объясни по-ихнему куда ехать. Дальше мои заботы. Я угощаю. Представляешь? Наши тут за копейку удавятся, а ты по Европе на такси. Едешь себе, обозреваешь просторы. Будет, что вспомнить!
Сказано - сделано! Усталость вмиг пропала, когда мы грузили наш многочисленный багаж в роскошный красавец "Мерседес", проехаться на котором не могли и мечтать сотни миллионов наших соотечественников в те годы. Да ещё и по таким дорогам!..
Предвкушение необычного приятно волновало. Володя, хозяин положения, важно уселся на заднем сидении с остатками багажа, не поместившимся в багажнике, и смачно закурил недоступные в СССР сигареты "Кэмэл". Я, с выданными мне десятью марками в кармане, как переводчик, сел рядом с водителем и изрёк:
— Шлягенбад!
— Гуд, - сказал водитель и включил счётчик.
Я обомлел. На счётчике сразу выскочила цифра два с двумя нулями. Мы ещё не тронулись с места, а уже должны две марки. Нет! Нам этого не понять. Как ещё много тайн в их цивилизации.
Состояние радостного предвкушения приятной поездки как-то резко повернуло свой вектор. Я с нарастающим волнением поглядывал на счётчик, на котором немецкие копеечки, пфенниги, закрутились просто с неприличной скоростью. И ежу ясно - денег не хватит. Я повернулся к Володе и тихо произнёс:
— Во-о-ва-а!
Вова молчал. Он уже не был важным, а как-то даже съёжился, уставившись в окно.
— Во-о-ва-а! Ты что, обозреваешь просторы? Что будем делать?
— Ничего не знаю. Ты по-ихнему кумекаешь, вот и придумывай.
Теперь я окончательно понял - выкручиваться из этого г… должен только я. Ну и ну!
Что ж? Быть Александром Матросовым нам не привыкать.
Мысль лихорадочно стала искать спасительные варианты. Приехать в гостиницу и там одолжить денег? Нет. Это бесполезно. Во-первых, ни у кого их уже нет. Всё потрачено. Во-вторых, это рассекретить себя, а значит подставить Вовку. Может вернуться и поехать автобусом? Бред.
Во-первых, снова подставить Вовку, а во-вторых - и обратно уже денег не хватит. Во, попали!
Мы едем по серпантину. На счётчике восемь марок, а мы не добрались даже до половины дороги. Мысль вертится стремительно, а счётчик ещё быстрее. Что делать? Чувствую перспективу появления мини международного скандала. А там - иди, знай. Вовка совсем потерялся на заднем сидении. На него сейчас никакой надежды. Думай, Железняк, думай! Мы здесь представители великой державы. Нам нельзя оплошать. На счётчике девять марок! Это какой-то кошмар. Рука сжимает в кармане единственные десять марок. Наш позор катастрофически приближается. Безлюдный серпантин дороги с редкими, но быстрыми встречными машинами, сделал свой очередной изгиб и...
Перед нами, как оазис в пустыне, как островок в море неожиданно появилась гостиница "Вальдфройнд", наш изумительный шанс.
— Стоп!!! - полу проревел, полу простонал я.
Водитель резко затормозил, и очумело поглядел на меня. До конца поездки было больше половины!
— Приехали! - выдохнул я.
На счётчике - девять марок девяносто пфеннигов! Водитель что-то стал спрашивать по-немецки, но я расслышал только одно слово: "Шлягенбад". На понятной только мне смеси англо-немецко-русского языка я объяснил непонятливому таксисту, что Шлягенбад - это направление движения, а нам нужен Вальдфройнд. И, вообще, я плохо знаю язык. Дал ему смятые десять марок и всем своим видом показал, что сдачи не надо.
Ничего не понимающему, но благоразумно молчащему Вове я тихо, но жёстко сказал идти, не оглядываясь, в гостиницу. А сам уже планировал, что с дружественными нам по социалистическому лагерю спортсменами ГДР, которые живут в этой гостинице, мы легко договоримся, и они нас выручат. Надо только, чтобы таксист уехал. Груженные по самые уши нашим добром, пошли мы с видом людей, которые здесь давно живут и очень хорошо всё знают. Не знаю, что о нас подумал водитель, но он долго смотрел нам вслед, не уезжая. Впереди идущий Вовка, как назло, не сообразил в какую дверь идти, и мы вместо дверей гостиницы ввалились со все скарбом в соседнюю дверь небольшого, тихого и очень уютного ресторанчика, ошарашив своим явлением четырёх аккуратненьких пожилых немца, мирно сидящих в углу за столиком. Вовка, как всегда, "благоразумно" пропустил меня вперёд пред доброжелательно-вопросительные очи местных завсегдатаев. Ну, что за день?
Опять надо спасать ситуацию.
— Во-о-ва-а! - не оборачиваясь, полупропел я - Таксист уехал?
— Стоит, гад.
Так! Назад путь отрезан. Уж очень не хочется попадать под ироничный взгляд таксиста.
Надо что-то говорить. Немцы ждут. Пауза слишком затянулась. И я начал с вопроса. Но то ли от волнения, или всё же от слабости моего английского, (да и эти немцы видно тоже не большие его специалисты), я неправильно составил предложение, и вместо вопроса:
"Здесь живёт команда ГДР?", спросил, а немцы поняли: "Здесь ГДР?".
Реакция была молниеносной. Они все вскочили так, как будто к их удобным креслам подвели электричество. Им, для которых страна ГДР была символом зла больше, чем СССР. Страна, которая до войны была частью их Родины, а теперь, по их мнению, большой концентрационный лагерь. Им страшно подумать, что здесь может быть ГДР. Взволнованные четыре пожилых немца подняли такой шум, что я с трудом услышал сквозь крики: " Найн… найн… Бундесрепублик… найн…" спасительное:
— Таксист уехал.
Мы мокрые, взбудораженные, но радостные вывалились на улицу, оставив пожилых людей дальше горячо обсуждать подаренную нами ситуацию и политические проблемы двух Германий. Была бы тема. У нас, к сожалению, она тоже была. У портье гостиницы я узнал, что дружественные нам стрелки ГДР сегодня утром уехали домой. Это был очередной мини шок удивительного дня. Последняя надежда таяла.
— Идём пешком! - прозвучал неожиданно решительно голос Володи.
— Как пешком? Со всем этим барахлом и по горам?
— Нет. По дороге.
— Как по дороге? Нас задавят на первых же метрах. Там категорически нельзя ходить.
— Ерунда! Несколько километров по свежему воздуху и мы на месте. Знай наших!
— Вова! Это несколько километров риска. Немцы просто обалдеют, увидев нас. Примут за сумасшедших или самоубийц.
— Пусть привыкают!
Та решительность, которой недавно ему так не доставало, лавиной компенсировалась в эти минуты.
— Вова! Давай подумаем.
— Нечего думать. Идти надо. У тебя есть варианты? Нет. Тогда вперёд! Хоть будет, что вспомнить. Будет, что вспомнить не только нам, но и тем немцам, которые в это время ехали по этой дороге. Вы бы видели их лица! Когда на отличной машине, по идеальной дороге, на хорошей скорости они спокойно выруливали из-за очередного витка серпантина, неожиданный вид двух странных созданий в пиджаках и галстуках, с немыслимым количеством кульков, пакетов, коробок, идущих с бравыми песнями вдоль отбойника у обрыва, заставлял всех без исключения водителей неистово вцепиться руками в руль при абсолютно круглых глазах, отвисшей челюсти, резко тормозить, или шарахаться в сторону от этой процессии. Такое они, привыкшие к идеальному порядку во всём, не могли представить себе и в страшном сне. Даже вообразить трудно, какой ворох мыслей взрывался в их головах. А мы, добросовестно и с вдохновением, исполнив весь репертуар известных нам советских песен, безумно уставшие, но счастливые, примерно через час ввалились в свой номер. И в сказочной тишине райского места под названием Шлягенбад, услышали, как подъехал автобус с нашими ребятами, которым, если верить Вовке, и вспомнить будет нечего. Автор: Олимпийский чемпион Яков Железняк |
